Все стихи

Береги нервы — не звони первой. Слабость ущербна, лучше слыть стервой, нежели множить свою печаль. Чувствуешь радость? Осознав благость, ощутив сладость — прикосновения сталь. В бешеном космосе, в нежнейшем возрасте падаем просто все в звёздную даль. Смыслы бессмысленны, не найти истинны, встречи таинственны — и ничего не жаль.

А был ли ты? Иль это зеркала случайно отражением засверкали? Нас озарило тем, что мы искали — и длилось наваждение до утра. Движения рук — навстречу и по телу. И тело встрепенулось — и хотело. Сладчайшие минуты ожидания, взаимопритяжение сознания… А был ли ты? А может, показалось? И то, чего рука моя касалась — совсем немного, краешка мечты. Всё это — избегание пустоты. И нынче, через фильтр скептицизма, усиленного ноткою цинизма, я заявляю — не было тебя! И эта ложь ещё сильнее ранит и добавляет разуму огня. И он сжигает сказку нашей встречи. Что ни сказать — пустыми будут речи, всё оттого, что это были мы — счастливы, безрассудны и вольны.

Не звони, не пиши, не трогай. Строгий голос звучит во мне. Я стою на ладони Бога в отвержении и тишине. Я стою, до меня доходят телеграммы нейронных сил. Говорят, что любовь проходит. Кто так мыслит, тот не любил. Я смотрю, как пацан кудрявый через арку героя идёт и шепчу ему «спину прямо нас хорошее очень ждёт». Я смотрю и моя девчонка так желает ему побед. Сердце бьётся так гулко громко в ладонях тепло и свет. Даже если прошёл кометой, в планетарном масштабе, что ж, очень важно, чтобы был ты где-то. В неге счастье и гладил кош. Мой родитель сухой и строгий, Безопасности, служба тыла, Говорит, что ты был из многих. Но мне важно что это было. Мой ребенок глотает слезы. Моя женщина хочет жить, И в стихии превращает прозу. Разрешая себе любить.

Прикасаюсь — как к святыне, прикасаюсь — как к истоку, прикасаюсь — к тем, как были Мы — в порыве счастья, соком, были брызгами и влагой, и дыханием, и стоном. А сейчас — пером, бумагой, монологом, разговором. А сейчас — экран к экрану. А сейчас я, между делом, говорю: на сердце рана и томление по телу. Говорю, а губы сохнут, говорю — и понимаю: это, в принципе, неплохо, это значит — я живая. Это значит — я другая, не похожая в изгибах, в совпадениях, возможных И вот — это «либо-либо», И вот — и эта осторожность, и, конечно же, разлука… Говорит, что есть бессрочность. И любовь — такая штука.

Голоса в моей голове говорят: нельзя. Я устраиваю с ними торги — я хочу всё взять. Я желаю быть очень порочной и крутой — не когда-то потом, а сегодня, пока молодой, пока дерзкий и резкий ласкает меня самец, минуя чувство вины, не предвкушая п****ц. Легкомыслие, ветер и облака — на твоём бедре гуляет моя рука. Я иду к ложбинке внизу спины, мои пальцы скользят и слегка пьяны, мои губы изучат тебя везде… Выгорает на солнце бесконечное не…

Здравствуйте, Ваше Величество, Ваша Никтошность. Здравствуйте, кем вы приходитесь мне в параллельной Вселенной? Здравствуй, моя столь желанная сложность. Хочется в утро вскочить, словно выйти из пены. Хочется, чтобы ложбинки мои ты заполнил, и впадины. Хочется губ, примагниченность и наслюнявленность. Хочется глупости вынуть, что были оставлены. И поцелуи на коже алели, проявленны. Хочется утро неспешного с кофе и запахом спермы. Хочется пальцы твои, хохоча, расцеловывать. Видеть на коже мурашки и чувствовать нервы. Быть откровенно нагими, нас нечему сковывать. Хочется видеть мальчишку, глядеть в его очи. Хочется знать о часах по наитию. Хочется день проводить и встречать с тобой ночи. И удивляться совместно любому событию.

Слова кружились в комнате, как снег, и мерным слоем душу покрывали. Настала ночь — смогли замедлить бег, и медленно друг друга узнавали. Мы — девочки из смутных девяностых, что к морю вышли вопреки всему, сменив друзей, влюблённости, страну — и поняли: нет в этом мире взрослых.

Так и простились нелепо — как нить разорвали. Что это было — не знаю, но чувство — едва ли… Так, словно божья рука над струной у души пролетела: взмах, вздох, аккорд — и мурашки по телу. Мы грубо слеплены, красные комья из глины, и оживаем, когда лишь любимы. Что это было — внезапный озноб или вирус? Быстро прошли сквозь друг друга — слегка освежились. Всё померещилось, всё показалось — случайно. То, что мы живы, останется маленькой тайной.

Благословенное безумство В тенистых переулках движется. Когда обострены все чувства, Когда листва едва колышется, Когда под ложечкой рой бабочек И гравитация кончается. И платьица тончайший краешек С дыханием в такт один вздымается. И все наполнено присутствием И всеобъемлюще внимание И в послевкусие распутственном Сладчайши ноты расставания.

Дождь будет шелестеть, Болтун неугомонный. И время песни петь, И время быть влюблённым, И чувствовать насквозь, Как проникает влага. Прикосновение вскользь Воспринимать как благо. И каждый в радость вздох, Размеренный по нотам. Благословенен Бог, Дарующий субботу.

Когда ты от меня уйдёшь Я буду чувствовать потерю Как будто долгий зимний дождь Без устали мне моет двери Ты осью станешь в один миг, Вокруг которой кружат думы. И заблудиться в душе крик, На фоне грозового шума. Благословлю твои шаги По траектории удаления, Теперь сама ты береги Себя как дивное явление.

Милый мой, любимый мой Всевышний, Так случилось — я живу в Тебе. И, возможно, это в этот раз не лишним Будет то, что говорит во мне. Будет каждой фразой полон голос — Я живая. Я в Тебе иду. Ты мой нерв, моя струна и провод, Познающий мир и суету. Говорю “спасибо” сотней звуков, Благодарность — кто ведёт учёт? Я хочу увидеть лица внуков, И встречать в объятиях Новый год. Я хочу быть чередой событий — Про любовь, про нежность, про дела, Что пришли свободно, понаитью, Что в открытом сердце я нашла. Милый мой, любимый Вседержитель, Я хожу к Тебе, к Твоей стене. Я сегодня рядом, мой Спаситель, Прибываю с милостью к судьбе. Я внимаю мир — он станет проще. Будет в нём и завтрак, и кровать. Господи, смотри, как люди ропщут… Господи, пошли нам благодать.

Ебанутость — как пламенный показатель того, что нам делать необязательно, но всё же — чертовски охота быть, смеяться, дерзко любить, творить. Эти глаголы — настоящего и будущего времени — стучат идеями поверх темени, стучат, вибрируют, колосятся. Любить. Надеяться. Не сдаваться. Приходить — с коленками и локтями в ссадинах. Смотреть на Луну — что в кратерах и в впадинах , обниматься и чувствовать: через эти капсулы мы соединяемся — в единое, божественное, чертовски милое. Ты слышишь? Мы соединяемся — потому что друг друга касаемся, потому что не бьёмся током, потому что думаем — о высоком, сознаёмся, как нам одиноко… А за нами — Глядит Всевышнего Око.

Серп и молот — свиреп и молод, Время подвига тратится для любви. И стучит в висках окаянный город, Отражаясь в глазницах, струятся дни. Дни беспечны, неуловимы — Я запомню всё и возьму с собой: Те, в которых сплетали спины, И экстаз в поту изгибал дугой. Тонко, нежно, почти безгрешно, На двоих безумие поделив, Разбиваем время — на то, что между, Вопреки, доколе и супротив.

Пойдём туда, где страх, Где самый-самый страшный. Я буду при свечах, Я буду столь отважна. Всё подсвечу во тьме — И в тот же час увижу: Всё лучшее — в тебе, И мы вдруг станем ближе.

Пирог стабильности остыл — и крошится. А был ли мальчик, и где был хорошенький? Скрипят скрижали на ходу, трут шестерёнки. У человечества в быту нужны пелёнки — Необходимые слова, на душу — пластырь. И все охочи до добра, но кто же пастырь? Не убояться — и в ночи ступать на ощупь. Лишь Имя вечное шепчи — вдруг станет проще.

Карандашный набросок — размашисто прост, Есть следы от резинки и точки пунктира. Ночью проще дотронуться взглядом до звёзд, Пребывать в единении с собственным миром. Эта дружба, по мне, не ведёт ни к чему — Безусловная, будто большими не стали. Оттого так спокойно глядеть мне во тьму И менять что угодно на свете местами.